Грустное небо.

Линяет лиственный лес.

Вот и осень пришла.

День словно не был –

Мелькнул и исчез

С дождём у села.

Ветер нелепо

Тучи гонял как балбес.

Вот такие дела.

Как девушку её я не любил.

Я Ларочку хотел не так, чтоб очень сильно.

Ей дорогих подарков не дарил.

Шампанским сладким не поил её обильно.

За ней я не ухаживал почти.

Под руку не водил её по ресторанам.

На танцы с Ларой не желал идти.

По существу, расстаться было бы пора нам.

Она была мне вовсе ни к чему

И я ей был совсем, ну, вроде бы, не нужен

И очень удивлялся я тому,

Что вместе часто так бродили мы по лужам.

Гуляли и болтали ни о чём.

Мы с нею были странной и нелепой парой.

Смеялись люди, видя нас вдвоём.

Совсем не обижались на людей мы с Ларой.

Мадмуазель – качёк. Я рядом с ней

Совсем уже казался маленьким и тощим.

Она была физически сильней –

Берёза крепкая из белорусской рощи.

И я её совсем не ревновал.

Я ж не собака, что бы охранять чужое.

В её дела нос длинный не совал.

Мы были рядом, но вот не было нас двое.

И вот, однажды, к ней любовь пришла,

Как летом снег на голову свалилась

И Лара меня тут же позвала,

Чтоб рассказать: как сильно и в кого влюбилась.

Я к ней пришел. Она открыла дверь,

А рядом с ней другая девушка стояла.

Прекрасна, хоть глазам своим не верь.

Точь в точь фотомодель из модного журнала.

Вау! Это было ка вэ эн смешней.

Едва сквозь рот не выскочило сердце.

О, да, мне сразу стало веселей.

Чуть не упал через распахнутую дверцу.

Не мужика мне Лара предпочла.

Она искала не сильней и не богаче.

Подружку у кого-то увела.

Ну, значит, не могло и быть иначе.

Страшнее бури и землетрясения,

Ужасней пожара и наводнения

Была Любе внешность природой дана:

Тощее тело, лицо конопатое,

Ноги кривые, рук пальцы лохматые,

Однако же не унывала она.

Просто девчонка — трудяга фабричная.

Жизнь от аванса к получка обычная.

Звучит в ушах эхо великой войны.

Бомба когда-то семью уничтожила

И до победы с трудом Люба дожила.

О детстве кошмарном ужасные сны.

Тусклая, нищая жизнь одинокая,

Серая, скучная, к Любе жестокая

И сильный в стране женихов дефицит.

Даже бухгалтерша Света – красавица

Очень старается, чтобы понравится.

Рысцой каждый вечер на танцы бежит.

Но не теряет надежды Любавушка.

Есть за общагой фабричной дубравушка.

За этой дубравушкой маленький пруд.

Там рыбаки иногда собираются,

Те, кто рыбалкой всерьёз занимаются.

Здесь тихий, спокойный, почти трезвый люд.

Так вот, увлекалась Любава рыбалкой

И удочкой маленькой, хлипкой и жалкой

Девчонка ловила себе на уху.

В любую погоду по воскресением.

Рыба была для бюджета спасением,

Конечно, когда в котелке на верху.

Был один день: что-то рыба не ловится,

Словно в пруду она вовсе не водится.

У берега просто совсем не клюёт.

Рыбак молодой ей корзину приносит

С не мелкой рыбёшкой и девушку просит: -

  — «Сегодня не твой, Люба, день, так что вот:

Я с лодки немного ещё порыбачу

И если позволишь, тебя озадачу.

Прошу: навари нам ухи на двоих!

А юношу этого звали Володей.

В нём нет ничего необычного вроде.

Он среднего роста, спокоен и тих.

Крепкие руки и плечи широкие,

Старые шрамы на теле глубокие.

Простецкий парнишка совсем молодой.

Девушкам местным Володя не нравился.

И не красив и ничем не прославился.

Считали, что он не в ладах с головой.

Вот Люба Володю ухой накормила,

Потом одиночество их подружило.

В общагу Володя потом зачастил.

Нет! Не было чистого, сильного чувства,

Могучих страстей гормонального буйства.

Так просто Володя к Любаве ходил.

Пол века прошло. Всё в трудах да заботах.

Володя с Любавой при малых доходах,

Но тихо и дружно прожили вдвоем.

Детей восемь душ и четырнадцать внуков,

Свой собственный дом, грядки редьки и лука…

И рыбачить ещё ходят на водоём.

И часто в глаза они смотрят друг другу,

На лодке плывя по обычному кругу.

Глаза излучают такую любовь,

Что кажется, будто вчера поженились,

Былые мученья им словно приснились,

А месяц медовый взошел в душах вновь.

(Он и она в кроссовках и джинсе)

Кружатся уже час, не прерывая

Движения, как белки в колесе.

Ди-джей поставил старую пластинку.

— «Пусть вальс, хоть раз, станцует молодёжь!»

У парня это вызвало смешинку,

А девушка почувствовала дрожь.

То был не страх. То было предвкушенье

Прикосновенья его сильных рук.

Вальс танцевать с любимым – наслажденье,

Блаженство, так похожее на глюк.

Они знакомы были трое суток,

А он её ещё не обнимал.

Он был с ней добр, внимателен и чуток,

Но, вот, почти совсем, не приставал.

И парень закружил девчонку в танце

Прекрасном, словно фильмы про любовь.

Пылали щёки юные в румянце,

Как спирт горела в её жилах кровь.

Рука его по талии всё ниже

Сползала в направленье ягодиц.

Он ей казался и родней и ближе.

Из доброй сказки благородный принц.

Окончилось прекрасное движенье,

Ди-джей врубил какой-то новый рэп

И сон исчез, исчезло наважденье.

Глюк был великолепен, но нелеп.

Пропали деньги с заднего кармана

И с шеи золотой кулон уплыл.

Глубокая в душе осталась рана.

Принц оказался сволочь и дебил.

На диване лежать

И расслабив уставшее тело,

Сняв ботинки, одежду и страсти,

Одному отдыхать,

Беззаботно, спокойно, умело

В подсознанье нырять?

Разве может быть выше блаженство:

После славных трудов

Шестидневной рабочей недели

Внутрь себя возвратится, как в детство,

Сняв чумазый покров,

Уложив организм на постели,

Погрузиться в мир снов?

Подождёт родную вас милый дед.

Рановато вам ещё умирать.

Есть ещё в вас силушка в жизнь играть.

Будет за сыночками кто следить,

Молодых невестушек жить учить,

Бегать за внучатами по дворам

С ложкой каши гречневой? Полно вам.

Зря, вы, так торопитесь на тот свет.

Ничего хорошего в спешке нет.

Терпеливы ангелы, подождут.

Много интересного ещё тут.

Ох, не надо, бабушка выбирать –

Место под могилку то покупать.

Вам бы ещё, милая, жить да жить,

С верными подругами да дружить

И с пенсионерами танцевать.

Есть ещё здоровьишко погулять.

Хоть волокардином вся жизнь полна,

Вам ещё возможность пожить дана.

Смысла нет заказывать гроб пока.

Вместо вас в могилу уйдёт тоска.

Много в жизни сделано нужных дел,

Но и это, бабушка, не предел.

Рановато вам себя хоронить.

Вам ещё, родимая, жить да жить.

Они слушают внимательно меня.

Не зевают, не перебивают.

В высь слова мои уносятся звеня.

Звёзды смотрят на меня с надеждой,

Но вот нечего им нового сказать.

Ощущаю я себя невеждой.

Продолжаю небу глупости болтать.

Звёзды ожидают терпеливо,

Что талант мой хрупкий в небо прорастет,

Запоёт душа моя красиво.

Я надеюсь, всё же, звёздам повезёт.

Приди, приди ко мне, Халява!

Скорей, пожалуйста, приди!

Ну, что, ты, медлишь? Ты, не права.

Меня столь строго не суди!

Тебя, всем сердцем обожая,

Я не встречал уж много лет.

Эх, чувства нежные питаю,

Тебя ж со мною рядом нет.

Быть может, чем тебя обидел?

Не мил мне без тебя весь свет.

Лишь вдалеке родную видел

И нёсся за Халявой вслед.

Поверь, Халява, я хороший!

Твоей любви достоин я.

Лишь о тебе молюсь, но что же?

Ты, уплываешь, в даль маня.

На бархатной коже лёгкий загар.

Волосы ночи темней.

В чёрных глазах негасимый пожар.

Я наблюдаю за ней.

За юной красоткой шестнадцати лет

Одетой по моде а-ля полный бред.

Стройная талия, попа в джинсе,

Голые ножки видны

Полностью, так чтобы видели все

О ней эротичные сны.

Бюстгальтер и кеды – «прикольный прикид»,

Двенадцать серёжек и бантик висит.

Сей распустившийся рано цветок

С книжками в школу идёт,

Первого снега пушистый поток

Девушка ранцем метёт.

Знать имя её мне совсем ни к чему.

Она в мире есть. Рад я факту сему.

Гулял по улице. Дождило.

Укрылось небо тучной тьмой

И был у солнца выходной.

Расхулиганился Ветрило.

Гром был без молний – холостой.

Им оплатил бы за простой,

Но с кошелька валюту смыло.

Гулял по улице ногами.

Дорога вредною была.

Совсем забросила дела –

Асфальт намазала кусками,

В тупик пруда ручьи вела.

Ларька стеклянная скала

С дождём играла фонарями.

Гулял по улице чумазой.

Шёл ниоткуда в никуда

И капель мокрые стада

Одежду наполняли массой,

А светофорная звезда,

Цвета меняя иногда,

Руководила жидкой трассой.