Ты, вновь рождён, мой вечный друг,

Из лона матери в мир тела.

Чтоб жить средь радостей и мук.

Душа материю надела.

Опять беспомощен и мал.

Учится жизни надо снова.

Кем был, ты? В памяти провал.

Сознанье помнить не готово.

Зачем, ты, здесь? Чтобы любить

И чтоб другими быть любимым,

Чтоб сыном, братом, другом быть.

Чтоб нужным быть, необходимым.

Ты, миссию себе избрал

И в новом теле воплотился.

Когда-то жил и умирал

И вновь среди людей родился,

Чтоб радость миру принести,

Чтобы творить и развиваться,

Путь жизни до конца пройти,

Трудиться, думать, изменяться.

Ты, слаб и мал. Твой разум чист,

Но в хрупком теле сила скрыта.

Судьба – не роль, ты – не артист,

Ты, существо иного вида.

Своей, ты, жизни сценарист

И режиссер и исполнитель.

Жизнь пред тобой, как белый лист.

Лишь Бог тебе руководитель.

Они слушают внимательно меня.

Не зевают, не перебивают.

В высь слова мои уносятся звеня.

Звёзды смотрят на меня с надеждой,

Но вот нечего им нового сказать.

Ощущаю я себя невеждой.

Продолжаю небу глупости болтать.

Звёзды ожидают терпеливо,

Что талант мой хрупкий в небо прорастет,

Запоёт душа моя красиво.

Я надеюсь, всё же, звёздам повезёт.

Приди, приди ко мне, Халява!

Скорей, пожалуйста, приди!

Ну, что, ты, медлишь? Ты, не права.

Меня столь строго не суди!

Тебя, всем сердцем обожая,

Я не встречал уж много лет.

Эх, чувства нежные питаю,

Тебя ж со мною рядом нет.

Быть может, чем тебя обидел?

Не мил мне без тебя весь свет.

Лишь вдалеке родную видел

И нёсся за Халявой вслед.

Поверь, Халява, я хороший!

Твоей любви достоин я.

Лишь о тебе молюсь, но что же?

Ты, уплываешь, в даль маня.

На бархатной коже лёгкий загар.

Волосы ночи темней.

В чёрных глазах негасимый пожар.

Я наблюдаю за ней.

За юной красоткой шестнадцати лет

Одетой по моде а-ля полный бред.

Стройная талия, попа в джинсе,

Голые ножки видны

Полностью, так чтобы видели все

О ней эротичные сны.

Бюстгальтер и кеды – «прикольный прикид»,

Двенадцать серёжек и бантик висит.

Сей распустившийся рано цветок

С книжками в школу идёт,

Первого снега пушистый поток

Девушка ранцем метёт.

Знать имя её мне совсем ни к чему.

Она в мире есть. Рад я факту сему.

Гулял по улице. Дождило.

Укрылось небо тучной тьмой

И был у солнца выходной.

Расхулиганился Ветрило.

Гром был без молний – холостой.

Им оплатил бы за простой,

Но с кошелька валюту смыло.

Гулял по улице ногами.

Дорога вредною была.

Совсем забросила дела –

Асфальт намазала кусками,

В тупик пруда ручьи вела.

Ларька стеклянная скала

С дождём играла фонарями.

Гулял по улице чумазой.

Шёл ниоткуда в никуда

И капель мокрые стада

Одежду наполняли массой,

А светофорная звезда,

Цвета меняя иногда,

Руководила жидкой трассой.

— «А ну-ка, подсудимый, всю правду говорите,

Как всё происходило, суду вы опишите!»

— «Да, что уж тут рассказывать? Вернулся я домой

С работы очень поздно, со смены трудовой.

Жена лежит в постели и смотрит на окно,

Окно открыто настежь (но жарко всё ровно)

А за окном мужчина в одних трусах бежит.

Обычно я спокойный, но тут как динамит,

От ревности  взбесился и тумбочку схватил

И с двадцати двух метров ей в гада засадил».

— «Скажите  потерпевший, как всё происходило,

Прошу вас расскажите всю правду, как всё было»

— «Послушайте, присяжные, послушайте, судья!

Вот спортом занимаюсь, короче, бегом я.

Бежал себе спокойно не трогал никого

И никому плохого не делал ничего.

( Вы знаете, бег лечит артрит, радикулит.)

И тут в меня из здания вдруг тумбочка летит»

— «А, вы скажите, женщина, как всё происходило!»

— «Вы знаете, не знаю, в тот вечер жарко было

И спать легла я, приоткрыв окно,

К тому моменту я спала давно».

— «Прошу свидетель нам всё рассказать,

Как всё происходило описать».

— «Я ничего увидеть не успел,

Поймите же, я в тумбочке сидел!»

Онидётдомой.

Дома ждёт покой.

Дома ждёт жена.

Холодна она.

Нет, она не труп –

Она сварит суп.

Дома дети ждут.

Дом – спокойный пруд.

Вроде всё в нём есть –

Ценностей не счесть,

Только нет любви,

Сколько не зови.

Её в сердце нет

Уже много лет.

Жил своим трудом.

Всем наполнен дом,

Только счастье где?

В миске на плите?

Вроде есть жена.

В сорок лет она

Хороша собой

И мила порой

И в делах помочь,

Если что не прочь,

Даже не ворчит,

Только мрачен вид.

Родила детей –

Странных двух людей.

Вроде бы свои.

Безразлично чьи.

Жизнь тиха, как пруд?

Нет, болото тут.

Просто нет любви.

Словно яд в крови,

Тина на душе.

Кажется уже:

Смерть пришла б скорей

Или сам бы к ней.

Ну а может быть,

Перестать бы ныть,

Да позвать любовь

И ожил бы вновь.

Скучает разум одинокий

Среди безмысленной толпы.

Он гибкий, острый и глубокий.

Идеи варит, как грибы.

Но в одиночку не способен

Ни развиваться ни творить.

Складской детали он подобен.

Пылиться может, но не жить.

И только, средь себе подобных,

Как мысленных процессов часть,

Он из продуктов превосходных

Узор способен вкусный прясть.

На буквы распались мысли.

Не слыхать интуиции голоса.

Свежих чувств больше нет – прокисли.

Рифмы лишь на бумагу валятся.

Бесконечная фраз очередь.

На них совесть критично пялится.

Трое суток не спать может ведь.

А душа на страницу просится.

Ей себя проявить не терпится.

Развернуться поярче хочется.

Но в стихах даже смысл не светится.

Бесполезны язык и поэзия

В выражении чистой истины.

Нет душевного равновесия.

Дикий хаос мысленно-письменный.

Ах, какая это радость,

Люди, люди, боже мой!

Ах, какая это радость,

Что я всё-таки живой!

Ах, какое наслаждение,

Что я двигаюсь, дышу,

Ах, какое наслаждение,

Что спокойно я лежу!

Ах, какая это радость,

По родной земле ходить,

Ах, какая это радость,

Видеть, слышать и любить!

Ах, какое наслаждение,

Думать, чувствовать, писать,

Ах, какое наслаждение,

Самому потом читать!